Жюль Барбе д'Оревильи

 

«Too late» (слишком поздно) было выгравировано на перстне Жюля Барбе д’Оревильи (1808 — 1889), и этот исполненный горечи дендистский девиз, кажется, в самом деле стал рефреном всей жизни этого фатально не вписавшегося в свое время писателя. Даже литературная слава, и та пришла к нему слишком поздно — too late! — в возрасте семидесяти четырех лет — и это после пятидесяти лет занятий литературой!

В чем же дело? «Барбе д’Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души». Почти исчерпывающая характеристика этого сложного, непомерно гордого и необыкновенно чувствительного человека. Один из самых прославленных денди XIX в., для которого подчиниться общепринятому — будь то манера одеваться, поведение, идеи или литературный стиль — было смерти подобно, в юности он исповедовал республиканские взгляды, а в 1841 г. внутренний кризис сделал из него роялиста и ревностного католика, что, впрочем, не мешало ему оставаться в глазах «здравомыслящих» читателей погрязшем в пороке имморалистом. Еще бы, ведь это он в период всеобщей травли Шарля Бодлера выступил в защиту «Цветов зла», это он предавался опасным экспериментам с гашишем, это он посвятил себя предосудительным занятиям оккультизмом!

Да, родился этот «запоздалый романтик», как называли Барбе д’Оревильи шокированные его творчеством читатели, слишком поздно — too late! — так что в эпоху «свободы, равенства, братства», знамениями которой стали пошлая лакейская мораль, слезливая сентиментальность и узколобый позитивизм, он был, конечно же, персоной non grata. Лишнее тому доказательство — судебный процесс, начатый против писателя по обвинению в имморализме (виной тому — вышедшие в 1874 г. «Те, что от дьявола»). Впрочем, Барбе  и сам прекрасно осознавал свою инаковость — искусный фехтовальщик, владевший шпагой с тем же совершенством, как и пером, он словно бросал перчатку своему веку, не считая нужным скрывать своего презрения к убогому благоразумию буржуа!

Творческое наследие Барбе д’Оревильи составляет более 50 томов, здесь и романы, в числе которых такие шедевры, как «Порченая», «Шевалье де Туш», «Женатый священник», «Старая любовница», и рассказы — чего только стоят «Те, что от дьявола»! — и поэзия, и литературная критика, и полемические журнальные статьи. Писателя всегда отличали безукоризненное чувство стиля, великолепный язык и парадоксальная игра воображения. Внешняя действительность была для него всего лишь отправной точкой — по словам одного из современников, «у Барбе д’Оревильи образ мыслей католика, зато воображение языческое». Другой современник писателя, Поль де Сен-Виктор, отмечал: «Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Кажется, лучше не скажешь!

Но, увы, слишком поздно — too late! — пришло признание, и, хотя собратья по перу, среди которых были представители самых противоположных направлений: братья Гонкуры и Фюстель де Куланж, Каро и Теодор де Банвиль, Гюисманс и Эрнст Аве, восхищались творчеством Барбе д’Оревильи, этот надменный эстет и на смертном одре не изменил своим дендистским принципам и не пожелал смешиваться с толпой — последними его словами были: «Не хочу, чтобы у меня на похоронах присутствовал хотя бы один человек».