АФИША №20 31 октября - 13 ноября 2005 г.
Владимир Микушевич «Воскресение в Третьем Риме»
Вампиры из парижского Имморталистического центра, мосье Жерло, мосье Ведро, Цуфилер-Люцифер и Иван Грозный — в Третьем Риме настоящее столпотворение, но корень романа — жизнеописание русского религиозного философа, музыканта, эзотерика, филолога и визионера Платона Чудотворцева. Фигура вымышленная и собирательная; в общих чертах его жизненная стезя, сколько я могу судить, совпадает с биографией А.Ф.Лосева, но разглядываются в нем и еще с десяток гекатонхейров русской культуры первой половины ХХ века — Бахтин, Гурджиев, Флоренский, Е.Трубецкой, Ильин, Стравинский, С.Булгаков, Шолохов, Бердяев, Скрябин, Циолковский. Чудотворцев — тайный центр, «скрытый имам» русской культуры; без него, оказывается, в Европе ХХ века ни одна пушка не стреляла — как в прямом, так и в переносном смысле. «Вехи» были полемикой с Чудотворцевым, большевики взяли у него идею Мавзолея Ленина, Гражданская война в Испании началась из-за него… В нем течет Sang Real — королевская кровь, та же, что в чаше Грааля; он наследник и потомок нибелунгов, Меровингов, рыцарей Круглого стола, движимый любовью к познанию, к Софии Премудрости Божией.
«Воскресение», однако ж, именно роман, и даже про современность, а завязка его состоит в том, что Чудотворцев не то не умер, не то воскрес, и теперь его наследие активно осваивает православно-коммунистически-исламистская полуподпольная организация.
Впрочем, это не фабульный роман — сюжет сдвигается с мертвой точки разве что в самом конце. На протяжении пятисот пятидесяти страниц биограф пересказывает книги Чудотворцева по самым разным предметам и позволяет себе пространные экскурсы в философию, историю, литературу — да еще и отвлекается на мнения своего протагониста по поводу «Собаки Баскервилей», роли Софьи в «Горе от ума», СПИДа и сходства обломовского дивана с печью Ильи Муромца. В целом книга больше похожа на курс блистательных лекций, где ревизуются с точки зрения русского почвенничества основные европейские мифы: Грааль, Христос, Фауст, которые, выясняется в романе, имеют непосредственное отношение и к России, потому что здесь живут потомки Фауста и нибелунгов.
«Воскресение» — роман-центон, где все соединено со всем, мир есть текст, а его элементы связаны через слова: Рим — мир — Roma — amor, Лонгин — Лоэнгрин — Леня Грин. Анаграммы, омонимы, кальки и прочий лингвистический реквизит позволяет автору развертывать колоссальные конспирологические полотна. Тут махом поженены Вагнер и Руцкой — в одном предложении автор перескакивает от «Гибели богов» через «Хованщину» к осаде Белого дома. Все это — особенно история про переписку Чудотворцева с «оккультным соперником» Гитлером и сочинение трактата о манихействе Сталина — явная мистификация, шутка, игра в жанр «альтернативной истории» на территории Лазарчука и Успенского, Шарова и Быкова; другое дело, что сюжета быковского «Оправдания» Микушевичу хватило бы максимум на пару страниц.
«Воскресение» играючи — видно, что играючи, — сработал белобородый с полированной клюкой старец по имени Владимир Микушевич: философ, поэт и переводчик с трех языков (миннезингеры, Шекспир, Гофман, Рильке, Свифт, Рембо, Бодлер). «Воскресение» позволяет предположить, что если есть в нынешней русской литературе «скрытый имам», то это как раз автор романа. Удивительное сочетание: великолепный знаток европейской культуры — и при этом явно почвенник, веселый почвенник. Следует предупредить, что Микушевич хоть и искрометный беллетрист, но «Воскресение» читается втрое медленнее Быкова — зато и силой через него, как через Шарова, продираться не надо. Притормаживаешь не из-за дурного изложения, а от густоты информационного потока: тут все хочется если не законспектировать, то запечатлеть в памяти.
Не исключено, именно «Воскресение в Третьем Риме» и есть главный русский роман 2005 года — хотя о каком гамбургском счете может идти речь в словесности, где с интервалом в несколько месяцев выходят «Беглец из рая» Владимира Личутина, «Золото бунта» Алексея Иванова и роман Микушевича? Тут надо взять и констатировать бурный литературный ренессанс, а не размахивать каждый раз клетчатым флагом: руки устанут.
Лев Данилкин, 18 октября 2005